Экс-игрок сборной Украины, когда-то ставший спасительным кругом для Олега Блохина на правом фланге обороны в национальной команде, бывший защитник Шахтера, Днепра и целого ряда других клубов Вячеслав Свидерский вот уже почти два года как завершил активную карьеру и сейчас строит планы на будущее. В том, что задуманное ему удастся выполнить, мы почти не сомневаемся…

 

— Слава, у тебя как у футболиста в свое время был как минимум один серьезный недостаток — излишняя жесткость. Поэтому партнеры и прозвали Автогеном?
 — Согласен, в молодости переусердствовал: соперников по ахиллам выносил. На тренировках тоже разные случаи были. Как-то Серега Серебренников (дело было на одной из тренировок в Динамо-2) окончательно потерял терпение после того, как я пошел с ним в очередной стык. Дошло чуть ли не до драки… Хотя грубым футболистом я все равно никогда не был. Неуступчивым — да… Такой у меня характер с детства. Плюс эмоции временами перехлестывали. Вот и получилось, что арбитры меня любили. В чемпионате Украины, когда выступал за Арсенал, как-то дошло до смешного: в первых четырех турах турнира заработал четыре желтые карточки. В результате пятую игру пропускал. Такое вот грустное достижение. Кто захочет побить рекорд, тому не удастся (улыбается).

 

— Горчичник, полученный тобой в твоем единственном матче основного этапа Лиги чемпионов с Валенсией, — из этой же серии. Пусть архивариусы меня поправят, но карточка на 28-й секунде — это, наверное, рекорд? Как тебе это удалось?
 — Ситуация была самая обыкновенная: встретил испанца Хорхе Лопеса у самой бровки — сбоку пошел в подкат, выбил мяч, но по ходу, возможно, и игрока зацепил. Арбитр был хоть и британец (Том Райли. — Прим.авт.), а мою жажду борьбы не оценил — с ходу влепил желтую карточку. Самое интересное, на том же самом футболисте я получил и второе предупреждение на 76-й минуте. На сей раз ситуация и выеденного яйца не стоила. Пиренеец нагло симулировал, будто я его ударил локтем в лицо. У меня где-то даже фотография с того матча сохранилась: судья показывает мне красную карточку, а у этого Хорхе, скорчившегося на газоне якобы в судорогах, лицо — довольное-довольное…

 

— После такого неприятного инцидента на твоей карьере в Шахтере был поставлен крест?
 — Нет, я бы не сказал. Конечно, то, что Луческу совершенно по-разному воспринимает в своей команде игроков из Бразилии и украинских футболистов — это не миф. Например, в том же матче с Валенсией наш защитник Леонардо (если помнишь, был такой в Шахтере) напартачил — мама не горюй. Но ему в перерыве Мирча не сказал ничего, мне же выразил свое неудовольствие. Я на эмоциях позволил себе возразить Мистеру — вы, мол, относитесь ко мне с предубеждением. Сейчас, конечно, жалею об этом, а тогда был словно в горячке какой-то.

 

— Луческу злопамятен?
 — В том-то и дело, что нет. В его характере есть недостатки, но одним из его важных качеств, как специалиста, считаю умение дать понять каждому футболисту, что он на него рассчитывает. Я поиграл у многих тренеров в России и в Украине и очень часто сталкивался с тем, что после того, как в начале сезона определилась основа, на резервных исполнителей почти перестают обращать внимание. Если ты не в составе, то можешь хоть биться головой о стену — очень мало шансов, что кто-то оценит твои старания.
Мирча давал шанс абсолютно каждому. Эта тренерская философия, считаю, поспособствовала тому, что в донецкой команде есть такие люди, как Слава Шевчук. Человек временами пропадал из поля зрения, кто-то о нем забывал, но только не Мистер. И сейчас Слава в свои 34 — основной игрок и в Шахтере, и в сборной! То же можно сказать и о Саше Кучере, да и о некоторых других ребятах.

 

— Тебе сейчас тоже 34. Мог бы, как и Шевчук, в этом году выступать в Лиге чемпионов. Чего для этого не хватило?
 — Терпения. К тому же, считаю, сделал в свое время одну большую глупость, которая надломила всю мою карьеру: перешел из Шахтера в Днепр. В Днепропетровске все у меня пошло наперекосяк. После того, как я провел полсезона в аренде в Черноморце, должен был вернуться в Шахтер — Мистер вроде бы на меня рассчитывал. Но тут начал наяривать Днепр. Тут-то я и сделал роковую ошибку, согласившись на переход. Не знаю, почему, но по приезде в Днепропетровск сложилось такое впечатление, что в моем переходе был заинтересован больше гендиректор клуба Андрей Стеценко, чем наставник — Олег Протасов. Может, и ошибаюсь, но я тогда не почувствовал, что Олег Валерьевич на меня как-то особенно рассчитывает.
Хотя начало сезона оказалось очень удачным. В шести первых турах мы набрали максимум очков, выиграли в том числе и у Динамо в Киеве — 3:1, идя на первом месте. Несмотря на то что победный состав вроде бы менять не принято, Олег Валерьевич усадил меня на банку, а в основу поставил Ещенко, мотивируя это тем, что, мол, его взяли из Динамо в аренду и ему надо дать шанс. С себя я, конечно, вины не снимаю. Не смог справиться с психологическим давлением…

 

— Ты родился и вырос в Киеве, и, наверное, как у каждого мальчишки, любившего футбол, у тебя была мечта заиграть в Динамо…
 — Такой шанс у меня был. Когда в 20-летнем возрасте я услышал, что мной интересуется столичный гранд, не поверил этому, пока меня не привезли на базу в Кончу-Заспу. Впрочем, продержался во второй команде только полгода. Понял, что мне тяжело будет конкурировать с более опытными Головко, Федоровым, Ващуком…

 

— Бывало, что Лобановский с дублерами общался?
 — Нет, индивидуальных бесед не было. Велось много работы тактико-технического характера. Валерий Васильевич тщательно изучал расшифровки ТТД — сколько действий набирает футболист за ту или иную игровую серию. Если у кого-то этих действий было мало или же брак превышал норму, то на этом акцентировалось внимание на теоретических занятиях. Положа руку на сердце (говорю со стороны футболиста), такое повышенное внимание к этим цифрам немного давило на психику. Подсознательно уже думаешь не о том, чтобы сыграть продуктивно, а том, чтобы, не дай Бог, не ошибиться, чтобы не повысить злополучный процент брака. Более опытные и технически подкованные ребята умели работать на статистику: сделали десять передач друг другу в центре поля, и получались нормальные показатели. Хотя в то же время Валерий Васильевич требовал, чтобы команда быстро выходила в контратаку без лишних передач. Совместить в своей игре и скорость, и необходимое количество действий с минимумом брака — вот в чем была вся загвоздка.

 

— С Владимиром Мунтяном ты познакомился еще до этапа выступлений в Динамо-2 или после?
 — Когда меня вернули в Оболонь, тогда Владимир Федорович как раз и возглавил пивоваров. Мунтян всегда ко мне относился, как к сыну. Видимо, видел во мне определенные качества, которые ему были по душе. Он-то меня и забрал из Оболони в Аланию. Из первой украинской лиги сразу — в высшую российскую! И все равно — я сначала не хотел ехать…

 

— Почему?
 — Меня предупреждали, что на Кавказе ужиться с местными будет непросто. Так оно и получилось в действительности. Все во Владикавказе хотели, чтобы в основном составе играли свои, а тут какие-то хохлы приехали (помимо меня, в команде были еще два украинских футболиста — Сергей Симоненко и Виталий Балицкий).

 

— Доходило до конфликтов?
 — Драк не было. Но определенные люди смотрели на нас не очень дружелюбно. Могли ничего не говорить, но при этом мы понимали, что нас здесь особо никто не жалует. Можно сказать, открыто враждовал я только с одним игроком по фамилии Сикоев. Он вечно ходил обиженный жизнью, жаловался, что хохлы не дают ему играть. На меня почему-то косо смотрел, хотя мы с ним выступали на совершенно разных позициях — он центральный хав, а я крайний защитник.

 

— А как складывались отношения с болельщиками?
 — Народ там горячий… Когда выигрываешь, тебя готовы носить на руках, когда проигрываешь — то совсем другое отношение. Помню, как-то победили дома Спартак — 4:3, так нам после этого простили все неудачи за последние месяцы. Вся Осетия праздновала так, словно победила на чемпионате мира!

 

— Тот сезон в Алании считаешь лучшим в своей карьере?
 — Нет, это скорее было мое становление как игрока, выход на действительно высокий уровень. А лучший сезон, пожалуй, я провел в Сатурне. Чувствовал доверие наставников — сначала Игнатьева, затем Тарханова. Именно тогда стали и в сборную вызывать. Игнатьева могу назвать вторым специалистом после Мунтяна, который сыграл в моей карьере большую роль. Борис Петрович мне часто говорил: У тебя есть отличные задатки, но ты держишь их в сундучке, многого не раскрываешь.

 

— С какой командой сумел занять самое высокое место в чемпионате России?
 — С московским Динамо. Причем большую часть сезона мы шли на втором месте, но в результате финишировали шестыми. Непонятная ситуация в концовке сложилась — у меня создалось впечатление, что Виктора Евгеньевича Прокопенко некоторые игроки плавили.

 

— Ты за Динамо провел только шесть матчей…
 — Получил травму икроножной мышцы. А пока восстанавливался, пришел новый тренер — Ярослав Гржебик, надо сказать — очень своеобразный и неуравновешенный. У него были свои приколы в голове. В составе он видел только своих футболистов, выгнал из команды даже Канчельскиса.

 

— Финальная часть чемпионата мира в Германии — конечно же, особая страница в биографии, и не только твоей. По сути, не являясь железным игроком основы, ты принял участие в трех матчах. А мог бы провести на поле и больше времени…
 — В печально известной встрече первого тура в группе с Испанией (украинцы уступили — 0:4. — Прим. авт.) Ващук получил красную карточку. Я готовился выйти на замену — начал разминаться еще в первом тайме. Так и не вышел и… честно говоря, даже рад этому. Кому надо такое счастье (грустно улыбается)?
Зато в двух следующих поединках — с Саудовской Аравией и Тунисом — сыграл в паре с Андреем Русолом в центре обороны. В обоих получил совсем необязательные желтые карточки и вынужден был пропустить встречу 1/8 финала со швейцарцами.

 

— Блохин снова доверил тебе место в составе в матче со Скуадрой Адзуррой…
— К тому моменту мы уже никого не боялись. Вышли в четвертьфинал — море было по колено. Наш тренерский штаб выработал какую-то хитрую стратегию на поединок с Италией — меня решили поставить в опорную зону, дав задачу персонально сдерживать Тотти. Я решил — Тотти так Тотти. Такой же человек, как и я, с двумя ногами и двумя руками. Тем более, персональная игра считалась моим коньком. Вдруг перед самым выходом на поле, уже в туннеле, мне передают новую установку — играть в центре защиты и не дать развернуться Луке Тони. А Гусина, соответственно, перевели в полузащиту.

 

— Ты снова не смог обойтись без уже традиционного горчичника…
 — Искренне полагаю, что и здесь не заслужил карточки — в центре поля сопровождал идущего с мячом Тони. Был легкий контакт, но итальянец упал так красиво, что судья купился. Это произошло на 16-й минуте, а на 20-й Блохин поменял меня на Воробья. Уходить так рано с поля, конечно, неприятно. Но Олег Владимирович реально опасался того, что я нарвусь на удаление. Это, насколько я знаю, было единственным мотивом замены.

 

— Какой эпизод финальной части мундиаля оказался для тебя самым памятным?
 — Сложно сказать… Пожалуй, в первую очередь вспоминаются эмоции, которые мы пережили после выигранной у Швейцарии серии пенальти. Тогда все словно с ума посходили! После матча к нам в раздевалку пришла половина руководства Украины! Президент лично поздравил каждого и раздал всем именные часы с трезубцем и выгравированной надписью Від Президента України Віктора Ющенка.

 

— Сейчас их носишь?
 — Нет. Эти часы — небольшие, скромные. Из всех наших ребят их носил только Шелаев. Остальным подавай козырные — хаблоты, тиссо — и прочие элементы роскоши. Я, как видишь, сейчас вообще без часов. Президентские лежат дома. А время смотрю на мобильном телефоне. Кстати, он у меня тоже недорогой. Смотрю, все сейчас на айфоны переходят, а я в этом плане консервативен…

 

— Можно сказать, за последние несколько лет твоя жизнь кардинально поменялась?
 — Да, стала какой-то бесцветной… В первое время после завершения карьеры депрессия была жуткая. После того, как 20 лет жил по определенному распорядку, привык к ежедневным тренировкам, чувствовать свою невостребованность больно. Ко всему прочему добавились еще и проблемы на личном фронте. С женой мы развелись — она, видимо, чувствовала, что я весь на негативе, появилась общая неудовлетворенность. Так что тут все взаимосвязано. Благо бывшая супруга нисколько не ограничивает мое общение с сыном. Восьмилетний Никита — моя отрада. Лелею надежду на то, что в будущем он станет футболистом. По крайней мере, задатки у него хорошие. В прошлом году записал его в школу киевского клуба Чемпион-Дарница, вожу на тренировки чуть ли некаждый день..

 

— В каком амплуа выступает Никита?
 — Нападающего. Причем это была моя инициатива. Хлеб защитника ведь нелегок. А на острие атаки Свидерский младший чувствует себя словно рыба в воде — нередко отличается в матчах хет-триками и даже покерами. Пытаюсь ему подсказывать, помогать. Хочу дать то, чего в детстве часто не хватало мне самому. Мои родители — простые люди. Папа работал грузчиком, мама трудилась на заводе Арсенал. Они рассчитывали, что я тоже стану к станку — буду маляром или слесарем. Футбол для обоих был чем-то очень далеким, они не понимали, как спорт может меня прокормить. Не представляешь, как я хотел доказать им, что они ошибаются! Видимо, этому желанию я и обязан тем, чего добился в жизни. Начал ведь со второй лиги — царапался, боролся за свой шанс, стремился, чтобы на меня обратили внимание. Когда в 18-летнем возрасте принес домой первую зарплату — 300 долларов (что на то время намного превышало доходы семьи), разумеется, отношение родителей к моему занятию кардинально изменилось.

 

— У тебя день рождения в необычный день — 1 января, когда весь мир празднует приход Нового года. Пожалуй, твои желания должны сбываться вдвойне. Что загадаешь под бой курантов?
 — Самое главное — пожелаю здоровья сыну и всем близким людям. Есть, конечно же, у меня и личное стремление, но сейчас рассказывать о нем не буду. Как там говорил Игнатьев про мой сундучок? Пока что я этот сундук не открываю. Но всему свое время…

 

 

footboom.com

 

Теги: Днепр, История, Свидерский